ЧЕРЕЗ РАССВЕТ (роман) Глава 25
На другой день под вечер Даниилу, наконец, позвонил Влад. - Привет, - сказал он. - Привет. - Ты еще на работе? - Нет, я дома. Только что пришел. - Вечером никуда уходить не собираешься? - Нет, буду дома. А что? - Да вот, хотел сегодня - часиков в шесть - заскочит к тебе. Не возражаешь? - Нет, приходи. Ты скоро уезжаешь? - поинтересовался Данила. - Да, уже скоро, - спокойно ответил Влад. - И когда? - Завтра утром. Вернее - в полдень. - Так, - грустно сказал Даниил. - Понятно. - Отпуск закончился - пора опять впрягаться в свою лямку, понимаешь. Но что я хотел-то? Ах да, у тебя компьютер сейчас в рабочем состоянии? - Да. А что? - Помнишь, мы договаривались с тобой кое-какие фильмы «скинуть» друг другу? Я думаю, это сегодня надо сделать. Другого случая не будет. - Ну что ж, давай сегодня. Только не забудь свой ноутбук. - Ну, это само собой. Так я зайду в шесть часов? - Хорошо. Буду ждать. - Тогда - до встречи? - До встречи. Данила посмотрел на часы - половина пятого. «Так, - подумал он. - У меня еще есть полтора часа свободного времени. Надо бы, прежде всего, поесть, да хоть немного полежать и отдохнуть после рабочего дня». И он стал разогревать себе суп, который накануне ему сварила, а также принесла в квартиру и оставила в холодильнике Вера. С тех пор как они официально развелись, они так и жили: он давал ей деньги на еду и еще - осуществлял мелкий ремонт в доме, а она в ответ на это во многом взяла на себя заботу о его питании. Так что, придя уставшим с работы, он не всегда вынужден был готовить себе еду - часто достаточно было открыть холодильник, достать нужную стеклянную банку, вылить ее содержимое в кастрюлю (или выложить на сковородку) и просто разогреть на электроплите. И сейчас он так и сделал. Пообедав, он прошел в большую комнату и лег там на свою плоскую и длинную лежанку. Тело сразу же томно расслабилось, но мозг… Мозг его, получив, видимо, сильный импульс от недавнего звонка Влада, вовсе не желал успокаиваться и, вместо расслабления, теперь интенсивно извлекал из глубин памяти различные эпизоды из их - Данилы с Владом - прошлого общения и дружбы. Ему вспомнилось, как давно-давно он жаловался Владу на свое одиночество и неспособность без женской моральной поддержки (в виде самоотверженной любви) самостоятельно двигаться вперед по пути самосовершенствования, и в частности - творческого саморазвития. Влад тогда его, хоть и по-дружески, но все-таки достаточно сурово осудил, и у них даже вышло что-то вроде дискуссии по вопросу о женщинах и их роли в жизни и творческой карьере мужчин. И он тогда еще почувствовал, сколь различно они с Владом подходят к этим вопросам. Он закрыл глаза, и картины далекого прошлого явственно предстали перед ним: ….Они сидели на берегу городского озера и вели неспешную беседу. - Когда же ты вылечишься от своей детской болезни «найти хорошую женщину»? Неужели весь этот каскад ошибок тебя так ничему и не научил? - задумчиво спросил его Влад. Данила поначалу не нашелся с ответом. - Вероятно, тебе неприятно слышать это от меня? Но полагаю, что ты и сам все прекрасно понимаешь. Но если ты все понимаешь, почему опять такое? «Не нашел того, что увлекло бы меня снова». Данила, да это же из женской философии! Это позиция жизни женщин, понимаешь ты - женщин! - Нет, не понимаю. Причем тут это? Причем тут «женщин» или «мужчин»? - О, как ты жестоко заблуждаешься! Как ты этим своим «пожалейте меня, заметьте меня» обкрадываешь себя! Я думаю, именно это и делает твою жизнь невыносимой. Я понимаю причину: недостаток любви, который ощущался в детстве, тебе хочется восполнить сейчас. Это по-человечески очень понятно. Но в твои двадцать лет это невозможно. Пойми: невозможно! Потому что, помимо твоего желания, на тебя смотрят не как на ребенка, а как на мужчину. В этом, по-моему, вся суть конфликта. Жизнь неумолимо спрашивает с тебя, исходя только из твоего возраста, не беря во внимание твои желания. Ты же со своей установкой – может это тебе покажется чересчур резким – не соответствуешь своим двадцати годам. И это, между прочим, особенно заметно именно в отношениях с женщинами. Я в первое время тоже ощущал эту разницу возраста внешнего и внутреннего (назовем это так). Не могу сейчас сказать, отчего происходит этот возрастной диссонанс. Вероятно, дело в «тепличности» нашего воспитания, в безответственности за каждый прожитый год. По крайней мере, я так думаю. Он сделал паузу. Данила тоже молчал. - Честно говоря, друг, я сейчас даже немного сдерживаюсь, чтобы не сказать более жестокие вещи. Но я все же надеюсь, что ты и сам многое из того, что с тобой происходит, хорошо понимаешь. Вот и давай подумаем: что же, по-твоему, не дает тебе нормально творчески расти и жить полноценно? Попытаемся, так сказать, дать психологический анализ твоей теперешней жизни. Возможно, вместе нам удастся найти ответ, и тогда что-то изменится в лучшую сторону. Что скажешь? - Что со мной? Что мешает двигаться вперед? Одиночество. Что же еще?! - Опять ты за свое: я одинок, нет любви… Сколько можно? - Понимаешь, мое одиночество - это факт. Глупо закрывать на него глаза, глупо его отрицать. Но ты, наверное, прав: я должен научиться более спокойно и без преувеличений переживать его. Переживать, твердя себе слова из песни «Битлз»: «Shine untill tomorrow» - «Свет взойдет завтра». Нужно просто овладеть тем мудрым спокойствием, что выражено в «Let it be». Пожалуй, действительно, дело не столько в самом одиночестве, сколько в том, какую трагедию я сам из него сделал. - Ты знаешь (прости, конечно, за резкость), но мне бы, например, перед своими друзьями по театру, да и перед Натальей - моей женой, было бы стыдно оправдывать свои неудачи (они тоже у меня имеются) тем, что я одинок (или был одинок). Мне кажется, ты, вообще, решил, что я не способен переживать это чувство. Что тот нерв, которым люди воспринимают одиночество, у меня атрофировался. Так вот, чтобы ты так не думал, хочу прочитать тебе сейчас одно свое стихотворение - я его написал в первые свои дни на Кураине. Где, как не в чужом городе, когда ты еще вчера слышал Ее, разговаривал с Ней, когда не знаешь, скоро ли снова увидишь Ее, в городе, где все, все чужое - где, как ни там, было мне почувствовать в то время одиночество? В холодных гостиничных номерах чувство одиночества - как зубная боль, ни на минуту не позволяет забыться! - Хорошо, прочти, - согласился Данила. И он тихим голосом и не спеша прочел следующее стихотворение: Я понял: Я не могу жить в одиночестве. Одиночество мне не по силам. Это плохо. Я знаю. Знаю, что все великое создается в тиши, в одиночестве, что все Великие были одни. Но я не могу… Кто-то… Кто-то, за кем можно идти, кто-то, кого можно слушать и кому доверять, кто-то, за кем бы собачкой… Кто-то, кого можно любить. Это плохо, что я не могу быть одиноким. Быть одиноким наверное, так же необходимо, как быть мужчиной в моем возрасте, быть прохожим, покупателем, зрителем. Но я не могу!... Не могу больше ходить, руки и голову спрятав в холодный плащ, не могу не сгибаться под ветром, не могу не стонать по ночам, не могу, не хочу с людьми разговаривать просто так! - Да, одиночество - очень тяжелая вещь, - сказал Данила, помолчав. - Когда на меня находят мысли об этом, мозг мой словно заволакивает туманом. Тогда все вокруг делается для меня бессмысленным. Я бы сказал, что в этом даже есть что-то шизофреническое. - Никто не избавлен от этого чувства, - с сочувствием согласился Влад. - Требуется мужество, чтобы не признаваться даже самому себе, что ты одинок. - Это точно, - сказал Даниил. - Мысли об одиночестве находят на меня, когда я остаюсь один. Но, особенно, когда кругом люди, а говорить не с кем. Однако, - добавил он бодро, - я хорошо успокаиваюсь в живом общении, либо - в работе. - Так что же ты намерен с этим делать? - спросил Влад. - Что делать? Ну, во-первых, как уже сказал, буду пытаться слабее его переживать. А во-вторых, буду все-таки искать ту единственную, с которой я буду сильным. Влад вновь нахмурился и раздосадовано замолчал. «Опять - двадцать пять», - сказал он про себя. - Я знаю, что последняя фраза тебе не по нутру, но именно в этом я вижу выход из положения. Так что я на полном серьезе тебе говорю: «Я обращаюсь к своей любви: меня на подвиг благослови!» - повторил свою мысль Данила. - Знаешь, почему Антон не в тебя, а в меня влюбилась? - наконец, зло спросил его Влад. - Почему? - Потому что она - Женщина, которой нужен Мужчина, а я всегда старался вести себя, прежде всего, как Мужчина - уж не знаю, хорошо удавалось мне это или нет. Ты же считаешь наоборот: мол, это мужчине нужна женщина, так сказать – дама сердца, «вдохновитель и организатор» на подвиги. Да нет, какие там к чертям подвиги - хотя бы на поступки! Но все это - блеф и ерунда! - Да неужели? - возразил энергично Даниил. - Это ты сейчас такой бойкий, потому что у тебя все хорошо. А забери от тебя твою Наталью, посмотрим, что с тобой будет! - Да, ты меня убедил, - уступил, хотя и неохотно, ему тот. - Так думать, так поступать, так жить – это, брат, твое полное право! Хотя я полностью согласен с тобой только в одном: действительно, убери сейчас от меня Наталью - плохо же мне будет. Это верно. Я потому-то срочно и приехал в тот город, куда ее распределили после института, что почувствовал: еще чуть-чуть и, действительно, могут «убрать». Но я не такой, что бы кому-то просто так отдавать свое собственное! - Могу еще кое-что добавить к этому, - сказал Данила. - Добавляй. - Помнишь, что говорил Джон Леннон о своей Йоко Оно? «Я всегда был уверен, что за плечами каждого знаменитого идиота стоит великая женщина». И еще: «Если бы не Йоко, я бы уже давно сорвался». - Помню, помню. И все же позволь еще раз тебя спросить: у тебя уже были женщины, но был ли ты с ними сильным? - Во-первых, можно считать, что у их меня не было. Кто? Может, Эльза? Но разве она любила или верила в меня? Нет. И близко нет. Да и сам я, как я потом понял, вовсе не любил ее. Нет, нет, это не то. Или - Ира? Тоже нет. Вот если только Наташа… Да, Наташа! Вот это и в самом деле была та женщина, с которой я мог бы быть очень счастливым, а значит и сильным. - Это та, которую ты встретил в поезде под Новый Год? - Ну да. Наташа эта, Влад, была именно той женщиной, о которой я мечтал. И теперь, когда все позади, все равно она - мой идеал. Реальный, живой, не иллюзорный. Да, зимой я узнал ее с самой лучшей стороны. Узнал и полюбил. И хотя потом пришлось столкнуться и с ее «обратной стороной Луны», так что в результате получился самый обычный человек, каких кругом немало, все-таки чувство любви у меня к ней не прошло. А это значит, что это и вправду была настоящая любовь. Да что говорить: я и сейчас ее люблю, ее одну. Но любовь эта, я знаю, абсолютно безнадежна, поэтому единственное, на что я могу еще надеяться - это встретить другую, такую же сильную и прекрасную женщину, как Наташа. Видишь ли, когда бы я об этом ни думал, моя фантазия до сих пор не в силах оторваться от этого образа. - Понимаю тебя, - сказал Влад. - Но скажи, а что у тебя с Антоном? - Да ничего. - А я так понял, что ты предлагал ей недавно свою любовь. Нет? - Ты это о чем? - Да так, просто догадываюсь. Не знаю, угадал я или нет, но вот что хотелось бы тебе сказать… - Что? - хмуро перебил его Данила. - Ничего я ей не предлагал! - Возможно. Но в любом случае, женщине нужен мужчина. Понимаешь, муж-чи-на! Мужчина, вслед за которым она бы могла следовать по жизни, на которого могла полностью положиться, кому могла верить, на чью силу надеяться. А ты в каком качестве можешь предложить себя женщине? Насколько я вижу по твоим рассуждениям - в обратном! А Антон… Антон теперь вот выходит замуж. И правильно делает: ей нужен такой человек, как этот ее Сергей - без него ей дальше «жизнь не жизнь». Данила угрюмо молчал. - Вот послушай еще одно стихотворение, - произнес примиренчески Влад. Каждой женщине нужен мужчина, Чтоб позволить себе быть слабей. А все требуют – будь сильней, Мужественней и грубей! От напряжения пальцы сжимаем, А от тяжести стонет хребет, Но ни одна из нас не скажет, Что сил никаких уже нет. И цепко сжимаем зубы, И звонче бросаем смех, Конечно, мы можем быть грубыми, Но в этом ли жизни успех? Каждой женщине нужен мужчина! Каждой женщине нужно любить! И тогда она будет сильной. Просто будет она – жить! Это очень точно, не правда ли? - Антон меня всегда понимала. Не то, что ты! - упрямо сказал Данила, почти не обратив внимания на продекламированные стихи. - Ты говоришь, я не пойму, а Антон, мол, поймет. - Влада, видимо, эти слова Данилы задели за живое. - Она-де, все понимает! Ну, а я тебя спрошу: ну и что, что она тебя понимает? Что с того? Тебе есть перед кем выговориться, получить на некоторое время облегчение, а дальше-то что? С Антоном все теперь ясно: замужество и семейные заботы. И не нам ее осуждать. Человек принял решение, нашел выход. И я рад за нее. Повторяю: она женщина, которой нужен был мужчина, вот и все. - А я, по-твоему, не мужчина. Так? - Ты слабый мужчина. А ей нужен сильный. - Не думаю, чтобы она считала меня слабым, - возразил Данила - Ты должен понять, что дин из двух, он или она, это всегда потребитель, другой же – кормилец, - сказал Влад. - А сможешь ли ты быть вторым? Быть иждивенцем у женщины, жить ее желаниями, ее решениями, ее головой – не удручает ли тебя такое положение? А ты ведь этого хочешь! Даниилу стало за себя обидно, и он заговорил более страстно: - Да, каждому мужчине нужна женщина! Да, вдохновитель! Не знаю, как для всех, а для меня - точно. А «блеф и ерунда» - это, если хочешь знать, твои рассуждения о «кормильцах» и «потребителях». Совсем не понял, о чем это ты! Я лично выступаю за равенство сторон, и никогда не изменю своего взгляда. Но я никогда не собирался, и не собираюсь, «жить ее решениями», но собираюсь жить общими. Я считаю, что каждое более-менее ответственное решение должно приниматься вместе, причем в правах - совершенное равенство. Но никакой зависимости одного от другого в смысле чьего-то подчинения и чьей-то власти! Я против этого. - Но если женщина вправе требовать от мужчины силы, опоры, защиты, то как может требовать того же от женщины мужчина, признаваясь в своей слабости (цитирую тебя же): «Я согласен признать, что я слаб», - не уступал Влад. - Ты мне сейчас прочел стихи, но должен тебе прямо сказать: они мне не понравились. Почему? Потому что то, что в них утверждается, не импонирует с моим пониманием женщины. Разве та женщина сильная, которая мужественнее и грубее? Сильная женщина - это не значит, что у нее должны быть железные мускулы, грубый нрав и властный голос. Совсем наоборот! Сила женщины - даже не в ее слабости, тут, на мой взгляд. знаменитый Карл Маркс опростоволосился, но она - в силе ее духа, а сила духа не зависит от мускулов. А уж строчка, которую ты особо подчеркнул - «Чтоб позволить себе быть слабей» - мне совсем не по нутру. Человек не должен быть слабым - мужчина это или женщина. И, вдобавок, я не хочу, чтобы кто-то был сильнее, и кто-то был слабей. Я хочу равенства. Ибо только равенство не унижает. Наслаждение женщины от подчинения - свойство, связанное с исторически сложившимся ее многовековым притеснением, то есть свойство искусственное. Оно должно отмереть. Я очень люблю слова Ленина по этому поводу: «Наша революция, - говорил он, - установила равноправие. Но равноправие ведь действует не мгновенно, а постепенно, как любой социальный процесс. Сейчас женщина куда свободнее духовно, но, однако, полностью еще не освободилась от рабской привычки наслаждаться своим унижением». Вот так. Так что я считаю, что в своем взгляде на женщину я смотрю вперед. Данила, выплеснув с жаром эту возвышенную тираду на одном дыхании, смолк. - А я вот с некоторых пор цитат из Ленина просто не переношу, - сказал в ответ Влад. - А насчет исторически сложившегося притеснения женщины могу лишь заметить, что мужчина – такой, а женщина – такая, и это результат все тех же тысячелетий. И если ты собрался изменить род людской, то тебе понадобится 200-300 твоих жизней. Я же предпочитаю, так как бессмертия мне никто не обещал и не обещает, относиться к женщине как к данности. Как к результату. И стараюсь уяснить, а какой данностью я должен владеть как men (мужчина), чтобы прожить счастливо в отрезке жизни от 1980 до, приблизительно, 2030 с одной, и только одной, women (женщиной). Вот такое мое кредо… Резкий звонок домофона вывел Даниила из полусна. Он быстро вскочил и снял трубку. - Ну, я пришел. - Открываю. И через минуту Влад - уже не двадцатилетний, а пятидесятилетний, убеленный сединам и с бородой - стоял на пороге его квартиры.
|