А Л Е К С А Н Д Р Б Е Л Я Е В И УЧЕНИЕ ЖИЗНИ
«Вы только что видели прокаженного - он не помнит, какую правду он попрал» - сказано в одной из Книг Учения Живой Этики. Об одном из весьма известных таких «прокаженных» - писателе-фантасте Александре Беляеве - и о том, «какую правду он попрал» - эти любопытные и печальные заметки. Вряд ли кто в ХХ веке, особенно - среди наших соотечественников, ничего не слышал об Александре Беляеве - по сути, родоначальнике русской научной фантастики или, как еще его иногда называют, «русском Жюле Верне». Если даже кто за свою жизнь не прочел ни одного из его романов - таких, как «Голова профессора Доуэля». «Продавец воздуха» или «Звезда КЭЦ» (я называю наиболее известные), то не увидеть знаменитый фильм «Человек-амфибия», снятый в 1961 году режиссером В.Чеботаревым по мотивам одноименного романа этого писателя (и с блистательным актерским дуэтом А.Коренев - А.Вертинская в главных ролях!), он все равно не мог: - Как встретили фильм? - спрашивали позже у Владимира Чеботарева - Критика - резко отрицательно, - рассказал он - Достаточно вспомнить название одной из статей: «Плачь по Ихтиандру». Упрекали меня в отходе от романа и дурном вкусе. Только в 1962 году, когда прошёл первый фестиваль фантастических фильмов в городе Триесте, на котором фильм получил один из главных призов - «Серебряный парус» (приза «Золотой парус» на фестивале не было), отношение изменилось. А зрители приняли фильм сразу. Во время премьеры в кинотеатре «Россия», в конце 1961 года, выдавили огромные стеклянные витрины, и люди стояли в проходах. За первый квартал демонстрации фильма он собрал 67 миллионов зрителей. Но первые 67 миллионов зрителей - это было только начало… Ибо этот фильм вот уже почти полвека не сходит с телеэкранов (и, думается, не сойдет с них никогда). Но вернемся к личности его «прародителя» - писателя Александра Беляева. Когда такие высшие Законы, как Карма и Реинкарнация, прочно войдут в сознание человечества, станет понятно, что судьба любого человека в этой (текущей) земной жизни полностью (или почти полностью) определяется следствиями его дел, которые он совершил в жизнях предыдущих, и особенно - в предпоследней. И по тому, какова она - эта судьба, можно довольно точно сказать, творил ли человек добро, когда в «прежней жизни» жил на земле, или, напротив, в основном совершал дела злые. По делам и судьба: что посеешь то и пожнешь. И если человек в этот мир пришел горбатым или прокаженным - не значит ли это, что он повинен в кощунстве на Высшее, то есть в том, что в прошлый раз он «попрал правду»? Александр Беляев не родился горбатым и не заболел проказой с самого детства. И, тем не менее, есть основания предположить, что в одной из прежних своих инкарнаций он запятнал себя клеветой и злобными нападками на самое Высшее. Чтобы обосновать такие предположения, обратимся сначала к биографии писателя, а затем - к некоторым фрагментам его последнего романа «Ариэль»(1941). Что, прежде всего, бросается в глаза при знакомстве с обстоятельствами жизни первого русского фантаста - так это, что его (и даже всю его семью) с самого раннего детства преследовали различные недуги, травмы, несчастные случаи и болезни со смертельным исходом. Началось с того, что Саша, как пишут его биографы, «в играх и увлечениях будучи необуздан, и любя всевозможные розыгрыши и шутки», в одной из своих шалостей «заработал» себе серьезную травму глаза с дальнейшей порчей зрения. К этому прибавилось еще, что его «сестра Нина умерла в детском возрасте от саркомы» а также «брат Василий, студент ветеринарного института, утонул, катаясь на лодке». В возрасте тридцати пяти лет А. Беляев заболел туберкулезным плевритом. Лечение оказалось неудачным - развился туберкулёз позвоночника, осложнившийся параличом ног. Тяжёлая болезнь на 6 лет приковала его к постели, 3 из которых он пролежал в гипсе. Рассказывает его дочь Светлана: - Моя мама познакомилась с отцом в Ялте, в конце 20-х годов. Мамина семья довольно долго жила в этом городе, а папа приехал туда в 1917 году на лечение. В те годы у него уже начался туберкулез позвоночника, который на три с половиной года уложил его в гипсовую постель. Позднее он напишет, что именно в этот период успел передумать и перечувствовать все, что может испытать "голова без тела". Впрочем, болезнь отца не помешала ни их знакомству, ни развитию отношений. Когда врачи сделали для папы специальный корсет, мама помогала ему заново учиться ходить. А ее любовь окончательно поставила его на ноги. Кстати, до знакомства с мамой у папы была другая жена по имени Верочка. Когда он заболел тяжелым плевритом и лежал с высокой температурой, Верочка ушла от него, заявив, что не для того выходила замуж, чтобы стать сиделкой. Выжил, что называется, чудом. “Если бы вы знали, в каких кошмарных условиях мне приходилось лежать, особенно в прошлую зиму! — писал он в 1922 году другу детства В. В. Былинской. - Несколько составов больных общей палаты умерло на моих глазах. А весной умерла от голода и мать. Летом мне удалось попасть в Гаспру, в дом отдыха для ученых и писателей. Там мне одели хороший целлулоидный корсет, я встал и уже служу. Представьте, мне пришлось поступить в канцелярию уголовного розыска, а по штату я - младший милиционер. Я же - фотограф, снимающий преступников, я же и лектор, читающий курсы по уголовному и административному праву, и „приватный” юрисконсульт. Несмотря на все это, приходится голодать”. Через шесть лет изнурительной борьбы с болезнью писатель, наконец, оправился и приступил к своей работе. Но злая судьба его на этом не успокоилась и 1930 год оказался для Александра Романовича очень тяжелым: от менингита умерла его шестилетняя дочь, рахитом заболела вторая, а вскоре обострилась и его собственная болезнь (спондилит). И так всю жизнь болезни нещадно преследовали этого человека. Незадолго до войны А. Беляев перенес очередную операцию. Поэтому на предложение эвакуироваться, когда началась война, он ответил отказом. Вот как об этом рассказывает дочь А Беляева Светлана: - Заняв город (Пушкин), немцы стали ходить по дворам, искать русских солдат. Когда они зашли к нам домой, я по-немецки ответила, что мама и бабушка ушли к врачу, а папа вовсе не солдат, а известный советский писатель, но встать он не может, потому что сильно болен. Это известие не произвело на них особого впечатления. Отец действительно уже много лет был тяжело болен. Самостоятельно передвигаться он мог только в специальном корсете, да и то на небольшие расстояния. Сил хватало, чтобы умыться и иногда поесть за столом. Остальное время папа наблюдал течение жизни с высоты… собственной кровати. К тому же незадолго до войны ему сделали операцию на почках. Он был настолько слаб, что об отъезде не могло быть и речи. Союз писателей, который в то время занимался эвакуацией писательских детей, предлагал вывезти меня, но и от этого предложения родители отказались. В 1940 году у меня начался туберкулез коленного сустава, и войну я встретила в гипсе. Мама часто повторяла тогда: "Умирать, так вместе!" Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. - По поводу смерти вашего отца до сих существует довольно много версий. От чего все-таки он умер? - От голода. В нашей семье не было принято делать какие-то запасы на зиму. Если нужно что-то было, мама или бабушка шли на рынок и просто покупали продукты. Словом, когда в город вошли немцы, у нас было несколько пакетов с крупой, немного картошки и бочка квашеной капусты, которую нам подарили знакомые. Капуста, помню, была противная на вкус, но мы все равно были очень рады. А когда и эти припасы кончились, бабушке пришлось идти работать к немцам. Она попросилась на кухню - чистить картошку. За это каждый день давали ей котелок супа и немного картофельной шелухи, из которой мы пекли лепешки. Нам хватало и такой скудной еды, а отцу в его положении этого оказалось недостаточно. Он стал пухнуть от голода и в конце концов умер… Но и мертвого неумолимая Карма, кажется, не оставляет в покое: - Папа умер 6 января 1942 года, - заканчивает свой печальный рассказ его дочь, - но отвезти его на кладбище удалось не сразу. Мама пошла в городскую управу, и там выяснилось, что в городе осталась всего одна лошадь и нужно ждать очереди. Гроб с телом отца поставили в пустой квартире по соседству, и мама каждый день ходила его навещать. Через несколько дней кто-то снял с папы костюм. Так он и пролежал в одном белье, пока его не забрал могильщик. Спрашивается: за что? За что такое упорное и жестокое преследование со стороны Судьбы того, кто, казалось бы, по жизни был вполне неплохим человеком, а самое главное - немало сделал для русской и советской Культуры. За что? Прежде чем предположительно ответить на этот вопрос, отметим еще одно обстоятельство из биографии А. Беляева - его кармическую связь с православной религией. Александр Романович родился 16 (по старому летоисчислению 4) марта 1884 года в Смоленске. Родители его были людьми глубоко религиозными, оказывали благотворительную помощь бедным родственникам и богомольцам, отчего в доме всегда было много народа. Более того, отец будущего писателя был православным священником и пророчил ему духовную карьеру, в результате семь лет юный отрок Александр провел под строгим надзором «духовных отцов» в Смоленской семинарии. Однако, в итоге стать священником наотрез отказался и из семинарии вышел убежденным атеистом. Это может говорить о том, что в предыдущей своей жизни этот человек (где под термином «человек» подразумевается «чело или дух, приходящий веками») был тесно связан с Православием. Однако, по всей вероятности, затем испытал сильное разочарование (скажем, изобличив «священнослужителей»-попов в обмане или подлоге), и из поборника этой религии превратился в ее ярого врага. Ярость, порожденная разоблачением «чудес» или общим разочарованием, могла быть столь велика, что породила «перегиб палки», выразившийся в кощунстве. И вот результат: в данном воплощении, несмотря (в целом) на его удачное прохождение - ведь после себя фантаст Беляев оставил творческое наследие, которым можно гордиться (за 16 лет писательской работы – около ста рассказов, множество очерков, статей, рецензий, пьес, сценариев, повестей, наконец, 17 романов), судьба (а лучше сказать - Карма) обрушила не него целый «ливень» всевозможных недомоганий и тяжких болезней. Обложка книги "Ариэль" Однако, как показала его последняя книга - роман «Ариэль», вышедший в 1941 году перед самой войной в издательстве “Современный писатель”, в этом воплощении он (вследствие своего атеистического невежества) вновь породил на свою голову еще одну волну тяжкой кармы за кощунство против Высшего. Ибо в этом романе он - непонятно из каких побуждений (разве что в детстве папа-поп, а затем и семинария внушили ему неприязнь к Е.Б. Блаватской) - неожиданно облил грязью самое Высокое, что только есть на нашей планете - Высших Владык и Их Учение - Теософию, которую в ХIХ веке принесла в мир Их великая ученица Е.П. Блаватская. Измазав грязью собственного воинствующего атеизма Высшие Имена и Их вечную Мудрость, он умер, и теперь в следующем воплощении ему вновь не избежать новых мучительных лет «загибсованности» и прочих страданий из-за немощного тела. «Ариэль» - это научно-фантастический роман «о человеке, который мог летать без всяких технических приспособлений». Главный персонаж романа - юноша Аврелий Гальтон (Ариэль), которого в самом раннем возрасте после смерти богатого отца двое опекунов - адвокаты Боден и Хезлон - упекли подальше от родины (Англии) а Индию, определив там в школу Дандарат. Ибо для них (опекунов) «эта опека была настоящим золотым дном. Они так ловко распоряжались имуществом Аврелия, что из года в год приумножали свое собственное». Но достижение их подопечным совершеннолетия должно было положить конец их прибыльному опекунству, и вот, чтобы этого не случилось, они упрятали маленького Аврелия в «религиозную психушку» - Дандарат, чтобы к своему совершеннолетию тот вышел из нее живым, но психически больным, и, тем самым, они бы и дальше смогли успешно «опекать» его от собственных денег. Все бы ничего, мало ли как может развиваться сюжет в фантастическом романе, но… Но А.Беляев почему-то решил, что мадрасская школа-тюрьма Дандарат, подобная «дому для умалишенных, где подкупленные врачи умело делали из нормальных детей душевнобольных людей», должна непременно быть…. - теософской школой! И это первое из двух непоправимых кощунств, которое он допустил в своем романе. Ибо в этой школе Дандарат вместо всего возвышенного (что приличествует истинной теософской школе) царит все самое темное - жестокость, бессердечие, лицемерие, жадность. Для примера, вот описание завтрака в общей столовой: «На толстом деревянном подносе подавали лучи — лепешки из муки, совершенно несъедобные жареные земляные орехи и воду в глиняных сосудах. Воспитатель Сатья, как всегда, переводя тяжелый взгляд с одного воспитанника на другого, говорил им, что едят они бананы, вкусные рисовые лепешки с сахаром и пьют густое молоко. И школьники, поддаваясь внушению, с удовольствием съедали все поданные кушанья. Только один мальчик-новичок, еще не подготовленный к массовому гипнозу, спросил: — Где же бананы? Где рисовые лепешки? Сатья подошел к новичку, приподнял за подбородок его голову и повелительно сказал, строго посмотрев в глаза: — Спи! — И повторил внушение, после чего и этот мальчик стал с аппетитом есть жесткие орехи, принимая их за бананы. — А ты почему надела шарф? — спросил другой наставник, худой индус с черной бородой и бритой головой, обращаясь к девочке лет девяти. — Холодно, — ответила она, зябко пожимая плечиками. Ее лихорадило. — Тебе жарко. Сними сейчас же шарф! — Уф, какая жара! — воскликнула девочка, снимая шарф, и провела по лбу рукой, как бы вытирая выступивший пот. Сатья нараспев начал читать поучение: воспитанники должны быть нечувствительны к холоду, жаре, боли. Дух должен торжествовать над телом! Дети сидели тихо, движения их были вялы, апатичны. Вдруг тот самый мальчик, который в начале завтрака спросил: «Где же бананы?» — вырвал у соседа кусок лучи и, громко засмеявшись, засунул его в рот. Сатья одним прыжком очутился возле ослушника и дернул его за ухо. Мальчик громко заплакал. Все дети словно окаменели перед таким неслыханным нарушением дисциплины. Смех и слезы беспощадно искоренялись в этой школе. Сатья схватил одной рукой мальчика, другой — широкий сосуд. Мальчик совсем затих, только руки и ноги его дрожали. Ариэлю стало жалко новичка. Чтобы не выдать своих чувств, он опустил голову. Да, ему было очень жалко этого восьмилетнего малыша. Но Ариэль знал, что, сочувствуя товарищу, он совершает большой проступок, в котором должен покаяться своему воспитателю Чараке». После «завтрака с бананами», сообщает писатель, «были уроки по истории религии, оккультизму, теософии», а после «обеда с бананами» - уроки английского языка, хиндустани, бенгали, маратхи, санскрита…» Наконец, скудный «ужин с бананами». А вот описание «практических занятий»: «Узкий темный коридор, освещенный только слабым, колеблющимся огоньком светильни с коптящим фитилем из бракованного хлопка, ведет в большую комнату без окон с таким же тусклым огоньком. В комнате — грубый стол и несколько циновок на полу. Ариэль с группою старших воспитанников неподвижно, молча стоит в углу на каменном полу. Слуга вводит четырнадцатилетнего мальчика. — Пей! — говорит наставник, протягивая кружку. Мальчик покорно глотает остро пахнущую, горьковатую жидкость, стараясь не морщиться. Слуга быстро снимает с мальчика рубашку и натирает его тело летучими мазями. Мальчика охватывает тревога, смертельная тоска. Потом наступает возбуждение. Он часто и тяжело дышит, зрачки его расширены, руки и ноги дергаются, как у картонного паяца. Учитель поднимает с пола лампу с мерцающим огоньком и спрашивает: — Что видишь? — Я вижу ослепительное солнце, — отвечает мальчик, щуря глаза. Все чувства обострены. Тихий шепот кажется ему громом, он слышит, как мухоловки бегают по стенам, как дышит каждый человек в комнате, как бьется сердце у каждого из присутствующих, как где-то на чердаке шевелятся летучие мыши… Он видит, слышит, замечает, чувствует то, чего не замечает ни один нормальный человек. У одних это состояние кончается бредом, у других — сильнейшим нервным припадком. Некоторых Ариэль уже больше не видел после таких бурных припадков: они или умерли, или сошли с ума». Вот, оказывается, какие изверги, подлецы и лицемеры, эти самые теософы! Не стоит и говорить, что в реальности ни в Мадрасе, ни где-либо еще никакой подобной школы под эгидой Теософического Общества никогда не существовало, да и не могло существовать, то есть что все это - злобная и невежественная клевета! Как тут не вспомнить 94-й параграф из книги Учения «Община»: «Часто вы говорите о несовершенстве существующих книг. Скажу больше – ошибки в книгах равны тяжкому преступлению. Ложь в книгах должна быть преследуема, как вид тяжкой клеветы. Ложь оратора преследуется по числу слушателей. Ложь писателя – по числу отпечатков книги. Занимать ложью место народных книгохранилищ – тяжкое преступление. Нужно почуять истинное намерение питателя, чтоб оценить качество его ошибок. Невежество будет худшим основанием. Страх и подлость займут ближайшее место. Все эти особенности непозволительны в общине. Устранение их нужно осуществить в новом строительстве. Запретительные меры, как всегда, не пригодны. Но открытая ошибка должна быть удалена из книги. Необходимость изъятия и перепечатки книги образумит писателя. Каждый гражданин имеет право доказать ошибку. Конечно, нельзя препятствовать новым взглядам и построением, но неверные данные не должны вводить в заблуждение потому, что знание есть панцирь общины, и защита знания ложится на всех членов. Не позже года должны быть проверены книги, иначе число жертв будет велико. Особенно надо беречь книгу, когда достоинство ее потрясено. На полках книгохранилищ – целые гнойники лжи. Было бы недопустимо сохранять этих паразитов. Можно бы сказать: переспите на плохой постели, но невозможно предложить прочесть лживую книгу. Зачем обращать лучший угол очага во лживого шута! Именно книги засоряют сознание детей. Должно отметить вопрос книги!» Но А.Беляев, науськанный с детства против Теософии т.н. «священниками», этими «самозваными служителями трех богов Троицы» (Е. Блаватская), глубоко оскорбил и унизил не только Теософское Общество, но - более того - самого Великого Учителя. Ибо, не потрудившись даже скрыть Его священное Имя (Майтрейя) под каким-нибудь вымышленным псевдонимом, описал Его как дешевого афериста вкупе с остальными циничными и алчными «теософами» школы. «Начальник школы приглашал гостей в другой зал, где их ожидало представление в ином роде. Здесь должна была происходить раздача дипломов членам теософической «Белой ложи» из рук самого «учителя учителей» Иисуса-Матерейи. Огромный зал утопал в зелени и цветах. Эстрада, устланная ковром, напоминала беседку, увитую плющом, розами и жасмином. Сквозь открытые окна в зал проникали порывы знойного ветра. Становилось жарко. Входящие сбрасывали с плеч шали и обмахивались пальмовыми веерами. Толстый заминдар незаметно засунул в рот лист бетеля. В первом ряду на двух золоченых креслах, обитых желтым шелком, уселись пожилой англичанин в очках, с волнистой седой бородой, и мэм-сагиб — полная женщина с круглым свежим лицом и стрижеными завитыми седыми волосами, в индийском костюме, — вожди теософического общества мистер Броунлоу и миссис Дрейден. Директор школы поднес ей букет цветов. Когда все расселись, хор девочек и мальчиков в голубых костюмах, украшенных гирляндами из белых олеандров, запел гимн. При последних звуках гимна в беседке появился Матерейя. Все встали. Многие из гостей упали на колени. «Учитель учителей» был одет в небесно-голубого цвета длинную одежду. Его голова с волнистыми, падающими на плечи волосами и небольшой бородкой напоминала изображения Христа итальянских художников. На красивом, слишком женственном — «сладостном» — лице застыла «божественная» улыбка. Он благословляюще поднял руки. Мэм-сагиб с восхищением смотрела на его красивое лицо. Она любовалась им без тени религиозного чувства. Бородатый Броунлоу перехватил ее взгляд и нахмурился. Началась церемония раздачи дипломов, сопровождаемая многочисленными поклонами. Некоторые члены ложи снимали с груди знаки отличия, чтобы получить их еще раз из рук Матерейи, простирались перед ним на полу, а он поднимал над ними руки и раздавал цветы. Потом «учитель учителей» начал говорить и привел слушателей в такую экзальтацию, что послышались истерические выкрики, многие упали в обморок, другие бились в судорогах. Еще раз благословив всех, Матерейя — новое воплощение Будды — ушел». Понятно, что здесь под «мистером Броунлоу и миссис Дрейден» имеются в виду двое главных Основателей Теософического Общества - Генри Олькотт и Елена Блаватская, также оболганные. После этого не приходится сомневаться, что в будущем А.Беляева, который в этой своей земной жизни перенес столько телесных мучений (вероятнее всего, из-за своих прошлых кощунств), не только не ждет избавление от них, но - напротив, его мучения снова повторятся, причем - даже в более усугубленном, чем прежде, виде. Ибо кармические уроки им не были усвоены. Ибо «оскорбление Иерархии непоправимо». Ибо «хула на Духа Святого не простится человекам».
|